Физика, химия и астрономия М. В. Ломоносова
Статья представляет собой введение к первым четырем томам юбилейного издания полного собрания сочинений М. В. Ломоносова. Авторы попытались ввести читателя в курс естественнонаучных трудов Ломоносова, которые публикуются в этих томах. При этом, вполне естественно, основное внимание уделяют физике — центральной дисциплине всего естественно-научного творчества первого русского ученого. В статье дается предельно объективная оценка заслуг Ломоносова в этой области науки, а итогом всех рассуждений является мысль, высказанная еще А. С. Пушкиным: главным достижением Ломоносова является то, что он был первым университетом в нашем Отечестве.
К 300-летию со дня рождения М. В. Ломоносова
Авторы: Э. А. Тропп, Э. П. Карпеев
«Краткий энциклопедический словарь» гласит: «физика — центральная научная дисциплина в естественнонаучном творчестве Ломоносова, определяющая его мировоззрение». Сам Ломоносов характеризовал физику как «главнейшую часть натуральной науки». Интерес к физике возник у Ломоносова в студенческие годы и сохранялся на протяжении всей его творческой деятельности. Первый том ПСС открывается «курсовой работой» («специменом») Ломоносова «Работа по физике о превращении твердого тела в жидкое в зависимости от движения предсуществующей жидкости», выполненной в 1738 г., а третий том завершается «Заметками к „Системе всей физики“ и „Микрологии“», датируемыми
Ломоносов был направлен в Марбургский университет для обучения химии и горному делу, но весной 1738 г., когда Академия наук потребовала от него и его товарищей Д. И. Виноградова и Г. У. Райзера в точном соответствии с инструкцией, полученной ими при отправке за границу, представить «какую-нибудь диссертацию или экспромт, или вообще сочинение написанное, но не напечатанное» , он слушал у Х. Вольфа курс теоретической физики (а осенью того же года — лекции по экспериментальной физике), и первая его научная работа была написана на физическую тему, заданную, скорее всего, Вольфом (такое условие содержалось в процитированном выше письме президента Академии наук И. А. Корфа). Любопытен и такой факт: к рапорту студента Ломоносова кроме физической диссертации был приложен и его перевод оды Фенелона (теорию стихосложения Ломоносов изучал в Марбурге самостоятельно): так в душе великого помора началось соревнование между «физиком» и «лириком».
Марбургский университет был не первым высшим учебным заведением, в котором учился Ломоносов. Уйдя из дому и отправившись в Москву, он поступил в Славяно-греко-латинскую академию, где доучился до предпоследнего класса — «философии», а затем был отправлен в Санкт-Петербург, в Академический университет, так и не приступив к занятиям в завершающем классе — «богословии». В Академии Ломоносов изучал латинский язык, славянскую грамматику, получил основные знания по географии, истории, арифметике и катехизису, занимался латинской и русской поэзией, риторикой. В «высшем классе» (философии) он изучал логику, физику и метафизику.
Школа накладывает неизгладимый отпечаток на мировоззрение ученого, на его научные и даже жизненные установки, поэтому важно понять, как проявилось в дальнейшем на Ломоносова влияние каждого из учебных заведений, которые он посещал.. При этом нужно учитывать, что, во-первых, в его жизни Славяно-греко-латинская академия была первой школой, в ней он учился, по всей вероятности, будучи еще не полностью сложившимся молодым человеком, и, во-вторых, здесь он получил гуманитарное образование, основанное на традиционных и привычных русскому человеку ценностях.
Переход в Марбургский университет означал для Ломоносова и его товарищей скачок на несколько столетий. На Ломоносова буквально ошеломляющее действие произвело знакомство с современными естественными науками, в первую очередь физикой и химией. Снять «когнитивный диссонанс» Ломоносову помогла популярная в то время на Западе «теория двух книг». В наши дни, когда «линию демаркации» между наукой и религией нарушают «научные креационисты» и «религиозные фундаменталисты», с не меньшей, чем в XVIII в., актуальностью звучат слова Ломоносова, убежденного сторонника православной веры и энтузиаста научного знания:
Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал свое величество, в другой — свою волю. Первая — видимый сей мир, им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность его зданий, признал божественное всемогущество, по мере себе дарованного понятия. Вторая книга — священное писание. В ней показано создателево благоволение к нашему спасению. В сих пророческих и апостольских богодохновенных книгах истолкователи и изъяснители суть великие церковные учители. А в оной книге сложения видимого мира сего суть физики, математики, астрономы и прочие изъяснители божественных, в натуру влиянных действий суть таковы, каковы в оной книге пророки, апостолы и церковные учители. Нездраворассудителен математик, ежли он хочет божескую волю вымерять циркулом. Таков же и богословия учитель, если он думает, что по псалтире научиться можно астрономии или химии.
Марбургский учитель Ломоносова Вольф был одним из самых известных философов и ученых XVIII в. Ученик Г. В. Лейбница, получивший по его рекомендации кафедру в университете Галле, Вольф заслужил своими лекциями, совмещавшими научную добросовестность и живое изложение, широкую популярность. Его книги имели грандиозный успех во всей Европе и особенно в Германии, где его учение «стало основой немецкого Просвещения и даже национальной идеологией».
Вольф был энциклопедистом и систематиком. исповедовал «деистический объективизм». В области теории познания он был сторонникомего рационализма, в методологии развивал и пропагандировал строгий логицизм. Философ-неокантианец В. Виндельбанд назвал его «бесстрашным логиком, учившим религии разума» . Вольф отвергал опору на авторитет как основу доказательства, и эту черту его мировоззрения«) высоко ценил Ломоносов, писавший о нем:
Мы, кроме других его заслуг, особливо за то благодарны, что тем ученых людей одобрил против Аристотеля, против себя самого и против прочих философов в правде спорить, и тем самым открыл дорогу к вольному философствованию и к вящему наук приращению.
В период организации Петербургской академии наук Вольфу было направлено приглашение войти в ее состав. Он претендовал на должность вице-президента академии, но сторонам не удалось уладить финансовую сторону вопроса. Тем не менее Вольф активно участвовал в наборе первого состава академиков, а впоследствии сам стал почетным членом Петербургской академии наук.
Вольф воспринимался современниками как «последний великий метафизик», «величайший из догматических философов» (И. Кант), и после того как критический идеализм Канта «сокрушил» догматическую философию, учение Вольфа подверглось двухвековому забвению.
В историко-философской литературе сложилась традиция отношения к Вольфу как к фигуре в определенной степени промежуточной, несамостоятельной в концептуальном отношении. Эпигон Лейбница, систематизатор и схематизатор его философии, создатель школы метафизического идеализма, носитель прусско-германской философской, научной, педагогической культуры и в этом качестве учитель М. В. Ломоносова — вот основные сведения, содержащиеся в монографиях по истории философии XVIII века.
Заметим, что русский ученик способствовал тому, что забвение Вольфа оказалось неполным. В настоящее время интерес к Вольфу и «русскому вольфианству» переживает определенное возрождение. Часть современных философов считает «вольфианский рационализм» средством «рационализации русского менталитета», спасения от «низкопробного мистицизма, заполнившего опустевшие идеологические ниши».
Ломоносов усвоил у Вольфа не только принцип «вольного философствования», но и целый ряд методологических и общенаучных идей. Прежде всего, это возможность аксиоматического построения физики по образцу геометрии Евклида. Ломоносов считал Вольфа автором «математического метода» в естествознании, хотя приоритет в аксиоматизации физики (не реализованной по сю пору) принадлежал Р. Декарту (Б. Спиноза применял «геометрический метод» еще шире, для изложения этики). В 1756 г. в рабочих заметках по теории света и электричества Ломоносов не без гордости вспоминал: «Сам создатель метода не раз одобрял мою твердость в нем. И старец удивлялся мне, тогда еще юноше». Не меньшее впечатление на марбургского студента производила систематичность профессора, широкая картина мира, представавшая в вольфианской «натуральной философии».
Отправить комментарий